Поэзия Николая Клюева

Николай Алексеевич Клюев (10 (22 октября) 1887, д. Коштуги Олонецкой губернии — 23 или 25 октября 1937, Томск) — русский поэт, представитель так называемого новокрестьянского направления в русской поэзии XX века.

Николай Клюев дружил с Сергеем Есениным, который считал его своим учителем. Из-за того, что некоторые его произведения (в частности, поэма «Погорельщина» противоречили официальной советской идеологии в 1933 Клюев был сослан в Нарымский край, в Колпашево, потом по ходатайству Горького переведён в Томск. В 1937 он был снова арестован и расстрелян. Клюев был реабилитирован в 1957, однако первая посмертная книга вышла только в 1982.

По сути, это поэт того же поколения, хотя и моложе Кузмина на 12 лет.
В отличие от Кузмина, Клюев - поэт-миссионер, а не чистый лирик. Он вырос в глухом Заонежье, в семье старообрядцев, его неистовая религиозность никак не совпадала с официальной религиозностью, официозным православием Империи. Он чувствовал себя носителем потаенного знания об "истинной поддонной Руси", Руси глухих монастырей, деревнского уклада, тайных церковных книг, был проповедником возрождения и очищения мира через живое поэтическое слово. Очень сложными были и его отношения с Советской властью, поддержав ее в 1917 году, он потом становился для нее все более нетерпимым врагом, в 1934 году был сослан в Томскую гуьернию (кстати, формально за гомосексуализм с поэтом Павлом Васильевым), а в 1937 году после страшных пыток расстрелян.
Его поэзия довольна трудна для чтения, она настолько перенасыщена сложнейшими метафорами, даже косноязычна, что похожа на густой суп, в котором "ложка стоит". в отличие от прозрачнейшего акварельного Кузмина.
Клюев был чистым геем, никогда не интересовался женщинами. Но его молодые друзья, самым известным из которых был Сергей Есенин, были не просто его любовниками, властный духовно Клюев, по его собственному выражению, "лепил их душеньку как гнездо касатка, слюной крепил мысли, а слова слезинками", старался полностью подчинить своему духовному влиянию.
Есенин и подчинялся Клюеву, и тяготился им одновременно, писал - "Вот Клюев - ладожский дьячок, его стихи как телогрейка, но я их вслух вчера прочел, и в клетке сдохла канарейка".
Гомосексуальное содержание поэзии Клюева не выпирает так явно, как у Кузмина, но внимательный глаз, конечно, выявит его без труда.

Вот фрагмент его поэмы "Памяти Сергея Есенина":

Забудет ли пахарь гумно,
Луна - избяное окно,
Медовую кашку - пчела
И белка - кладовку дупла?

Разлюбит ли сердце мое
Лесную любовь и жилье,
Когда, словно ландыш в струи,
Гляделся ты в песни мои?

И слушала бабка-Рязань,
В малиновой шапке Кубань,
Как их дорогое дитя
Запело о небе, грустя.

Напрасно Афон и Саров
Текли половодьем из слов
И ангел улыбок крылом
Кропил над печальным цветком.

Мой ландыш березкой возник. -
Берестяный звонок язык,
Сорокой в зеленых кудрях
Уселись удача и страх.

В те годы Московская Русь
Скидала державную гнусь,
И тщетно Иван золотой
Царь-колокол нудил пятой.

Когда же из мглы и цепей
Встал город на страже нолей,
Подпаском, с волынкой щегла,
К собрату березка пришла.

Как отмечали некоторые современники, "для Клюева удовольствие париться в бане с нагим Сереженькой Есениным, тереть ему спинку и прочие местечки пониже превосходило иные - а бывали все мыслимые - формы контактов".
Речь идет, конечно, о совсем юном Есенине, апогей их дружбы приходится на 1913-14 гг. когда Сергею было 18-19 лет.

Вот живые свидетельства отношений Клюева и Есенина:

"Есенин, которому было тогда только около двадцати лет, излучал обаяние юности в облике золотокудрого, голубоглазого Леля. По воспоминаниям современников, он казался прекрасным человеческим видением. Однако не только физическая красота отрока (впечатление коего Есенин производил и в двадцать лет) привлекла к себе Клюева. В поэте рязанской стороны он почувствовал огромные духовные возможности, которые могли бы сделать его помазанником на поэтический престол России, неким царевичем русской поэзии".

А это свидетельства уже тех, кто нашел захоронение самого Клюева:

"Мне привелось быть свидетелем того, как строительным отрядом студентов была обнаружена яма массового захоронения расстрелянных в 1930-е годы на территории томской тюрьмы (на Каштаке). “Однажды, когда я с прорабом Пятовым из подрядного управления закрывал наряды, меня позвали в котлован. Студенты густой толпой окружили место в забое, где что-то раскопали двое, Тамара Крузова и Францев. Обвалилась тяжелая глиняная стена забоя, и <открылось> жуткое зрелище. Беспорядочно, вперемешку с узлами и чемоданами лежали не скелеты, а люди, но их тела были не из мяса, а из чего-то похожего на воск или мыло. Со многими стало плохо. Часа через два на двух “Победах” приехали какие-то руководители. Наши доброхоты на совковой лопате подали голову в зимней шапке с истлевшим верхом. На лице черепа сохранились ткани, из головы текло... С краю лежал чемодан, сооруженный, видимо, каким-то сельским умельцем... Меня попросили открыть чемодан. Несмотря на нарядный лак чемодан подгнил и легко развалился. В нем — беспорядочно скомканное белье, шевиотовый черный костюм, несколько книжечек стихов, одна из них — “Москва кабацкая”, фотографии... На одной из фотографий были двое, С. Есенин и мужичок в шляпе”. Такая фотография, действительно, существует,— это Есенин с Клюевым (1916 г.).
И все — как когда-то увиделось ему в своем дантовском сне о Есенине: головы, головы, головы... Мертые, разлагающиеся головы....

Описывая свое тело прямо-таки в космических терминах, Николай Клюев особо отмечал такую его часть как "ядра", то есть мужские яйца:

"Я здесь", - ответило мне тело, -
Ладони, бедра, голова -
Моей страны осиротелой
Материки и острова.
Вот остров Печень. Небесами
Над ним раскинулся Крестец.
В долинах с желчными лугами
Отары пожранных овец.
Но дальше путь, за круг полярный,
В края Желудка и Кишек,
Где полыхает ад угарный
Из огнедышащих молок.

О, плотяные Печенеги,
Не ваш я гость! Плыви, ладья,
К материку любви и неги,
Чей берег ладан и кутья!
Здесь Зороастр, Христос и Брама
Вспахали ниву ярых уд,
И ядра - два подземных храма
Их плуг алмазный стерегут.

Ядра - из любимейших слов Клюева. Есть у него такие строчки: "Радуйтесь, братья, беременен я от поцелуев и ядер коня!" ( из поэмы "Мать-Суббота").

"Ниву ярых уд" - имеются ввиду также мужские половые органы - "уд", удилище, удочка, - простонародное обозначение мужского полового члена.
"Плуг алмазный" - великолепная метафора для этого органа.